Что явили наши «Бесы»?
На сызранской сцене в минувшие выходные состоялась премьера спектакля "Наши" по роману Достоевского "Бесы". Этой постановки город ждал с особым нетерпением. Ведь еще в процессе ее подготовки было заявлено, что спектакль может претендовать на событие всероссийского масштаба. Да и зрители давно просили чего-нибудь серьезного. Оправдала ли ожидания постановка, режиссировал которую заслуженный деятель искусств РФ Виктор Курочкин? Безусловно, каждый зритель ответит на этот вопрос по-своему. Однако нельзя не согласиться с тем, что новый спектакль по своей глубине и эмоциональной напряженности превосходит многие постановки. Поэтому не утомляют даже три часа просмотра, прерываемые двумя антрактами.
Стоит отметить две особенности работы Виктора Курочкина. Во-первых, в ней сделан акцент на молодежную линию романа. Из спектакля исключены фигуры Верховенского-старшего, губернатора фон Лембке и других персонажей "Бесов". Соответственно, в спектакле задействовано много молодых актеров. В том числе играют новички - Вероника Агеева (Дарья Шатова), Анастасия Шендрик (Хромоножка), Владимир Мухтаров (Шатов). Одну из небольших ролей исполняет студент колледжа искусств Михаил Зайцев.
Во-вторых, в спектакле нет явного политического подтекста, несмотря на красноречивое название. Все революционные действия совершаются в душах и умах героев. Они вынуждены проводить жизнь в постоянной борьбе с собой, существовать в условиях войны добра и зла. Над всем этим находится образ Бога, который причудливо трансформируется в понимании каждого из героев. Любопытно, как воплощается в деталях режиссером идея божественного и противоположного начал. Например, на сцене мы видим символичное изображение церкви и ее отражение в воде. Вообще актеры играют в крайне скудных декорациях. Храм, икона, паникадило, пожарная лопатка с багром - карикатурный символ организации "Наши", немного мебели и... все. Спустя какое-то время на декорации перестаешь обращать внимание и уже более ничто не отвлекает от главного - действа.
Ключевые моменты в спектакле представлены в виде трагифарса. Может быть, именно поэтому они оказались по силе воздействия самыми мощными? Например, в сцене собственного самоубийства Ставрогин (Сергей Михалкин) раскачивается на петле из веревки, словно на качелях. Несколько секунд спустя доносится истошный женский вопль - это кричит его мать (Татьяна Дымова). Кстати, совмещение пространственных и временных планов - еще один момент, который удался режиссеру. Иногда зритель словно видит несколько действий. Этому способствует пространственное деление сцены прозрачной тканью на несколько частей. Причем часто за ней происходит самое сокровенное.
Еще немного о трагифарсе. Сон Хромоножки-Лебядкиной о свадьбе со Ставрогиным представлен как уже сбывшееся действо с глумлением толпы и криками "Мадемуазель Лебядкина!". Эта же толпа собирается вокруг Ставрогина и предает его анафеме. Фарсовый характер приобретает одна из сходок "Наших", когда гимназист Лямшин бренчит на рояле "Собачий вальс", чтобы не привлекать внимания посторонних. Наконец, интересно, как обычное действие посредством гиперболизации превращается в абсурд. Например, когда Верховенский соблазняет Ставрогина вступлением в организацию "Наши", вокруг Михалкина вновь собирается толпа и "поливает" его денежным дождем. Зажигаются красным инфернальным цветом огни, слышится тревожная музыка. И эта игра со светом, звуком тоже не раз разбередит нервы зрителю. А когда к Ставрогину приводят Лизу Тушину (Татьяна Ахроменко), люди из толпы выносят на сцену какие-то вещи - стул, счеты, прялку... "Зачем вы погубили себя, Лиза?"- спрашивает главный герой. И становится ясно, что девушка оказалась лишь вещью, заложницей ситуации. Как, впрочем, далеко не единственный герой Достоевского...
Концовка - самый пронзительный эпизод во всем спектакле. Перед нами снова возникает церковь, в которую неслышно заходят убиенные в белых одеждах. И здесь образ дождя, который проходит через всю постановку, получает свое окончательное воплощение, проливаясь на сцену настоящей водой. Погибшие умываются ею, словно приобщаясь к высшей сути и очищаясь. А венчает пирамиду, в основании которой стоят молящиеся, цинично ухмыляющийся и поедающий как ни в чем не бывало курицу Пётр Верховенский (Пётр Чичёв). Торжество зла над добром? В спектакле нет претензии на морализаторство, а есть лишь переживания мятущихся душ. И каждая из них в любой момент может обрести либо свет, либо его обратную сторону...
Елена ОСИПОВА
ВВ №85
11 ноября 2011
Поставив «Бесы» на сызранской сцене, труппа во главе с режиссером Виктором Курочкиным проделала колоссальную работу. Об этом говорит, в том числе, и длительность спектакля – три с половиной часа с антрактами. Но нашу Драму не смутили ни объем материала, ни его сложность.
Говоря о причинах выбора в пользу Достоевского, Курочкин делает ставку не только на юбилей классика (вчера отмечали его 190-летие), но и на роль, которую писатель сыграл в российской литературе
- Он пророк своего времени, прорицатель! Несмотря на политизированность, «Бесы» предсказали события целого столетия истории России. Кроме того, существует общепризнанное в театральной среде мнение, что Достоевский слишком непостановочный. И это действительно так: его произведения очень трудно адаптировать для сцены. Поэтому наш спектакль - своего рода вызов. «Бесов» ставили только трижды: два раза в России и один - в Европе. Поэтому наши «Бесы» - своеобразная всероссийская премьера, только на провинциальной сцене.
Ответил Виктор Алексеевич и почему инсценировку назвали «Наши»:
- Никакого отношения к выборам и молодежному политическому движению это не имеет. В оригинале есть глава «У наших» о собрании революционной ячейки. «Нашими» назван второй акт спектакля. Герои «Бесов» постоянно говорят: «Пойдем к нашим», «Встретимся у наших» - так завуалировано называют бунтовщиков.
Сразу стоит сказать: неподготовленному зрителю будет непросто. Во-первых, материал, даже в облегченной сценической версии труден для восприятия. Тем, кто не читал Достоевского, будет тяжело сразу вникнуть в суть действия.
Особенностью спектакля, которую можно назвать и небольшим огрехом, является исключение из него линии Верховенского-старшего, его взаимоотношений с Варварой Ставрогиной (арт. Татьяна Дымова). Этим сюжетным направлением Достоевский начинает роман, им же и завершает его. Но в постановке прерогатива отдана молодежи.
В первой сцене зритель видит обедню в соборе. Сразу обращает на себя внимание цветовая гамма костюмов: только черное и серое. Ярким пятном выделяется хромая Мария Лебядкина (арт. Анастасия Шендрик). Ее зеленое в красный цветок платье буквально кричит, что она не такая, как все: Достоевский создавал образ евангельской святой, мученицы. Цветовой контраст усиливает ее отличие от одолеваемых бесами других героев.
Несмотря на скупость реплик, Сергею Михалкину удалось передать впечатление, которое должен производить Николай Ставрогин: мрачная стать, хорошие манеры, привычка повелевать людьми. Этот герой Достоевского сродни булгаковскому Воланду. Ставрогин так же изыскан, имеет влияние на людей, пользуется популярностью у женщин. Михалкин в этой роли похож на монолит, облаченный в черный бархат. Его темная сущность подчеркивается черным же зонтом-тростью, который он повсеместно носит с собой.
Второго протагониста романа Петра Верховенского сыграл его тезка Пётр Чичёв. Герой молодому актеру однозначно удался, и видно, что ему нравится работать в образе: отличное владение текстом и прекрасное следование образу хитрого, коварного и беспощадного душегуба, привыкшего загребать жар чужими руками. Изворотливость, услужливые манеры, подвижность и быстрая речь Чичёва только усиливают неприязнь к его персонажу, прообразом которого стал русский нигилист Сергей Нечаев (именно под впечатлением дела этого революционера Достоевский написал «Бесов»).
Дарью Шатову и Лизавету Тушину сыграли Вероника Агеева и Татьяна Ахроменко. Обе актрисы обладают хорошими внешними данными, что позволило им без труда воплотить главных красавиц романа. Роль суицидального инженера Кириллова досталась Евгению Морозову, ироничная улыбка которого только придала жутковатости мрачному образу этого атеиста.
Разуверившегося в идее революции Ивана Шатова исполнил еще один новичок сызранской сцены Владимир Мухтаров. Сыгранный им персонаж в действительности был очень важен для Достоевского, так как в его уста вложены мысли самого автора. Поэтому образ наивного, пугливого, но справедливого тюфяка-неудачника Мухтаров в очках и усиках передал в совершенстве.
Вся постановка, несмотря на скупость декораций и цветов, смотрится вполне гармонично, что, безусловно, говорит о большой режиссерской работе. В фарсовой обертке неплохо передана атмосфера собрания революционной ячейки, показывающая зрителю ее полную неорганизованность и несостоятельность. Моменты, когда главных действующих лиц одолевают бесы, переданы очень выразительно: вязкий полумрак, из которого сначала выплывают лица массовки, а следом за ними и черные фигуры; перекошенные гримасами лица, скрюченные пальцы на выгнутых руках. Все это в обрамлении напряженного звукового ряда и красноватых всполохов света создает тяжелое ощущение дьявольщины происходящего.
Немного смазанной кажется концовка третьего, последнего, акта спектакля. Из-за отсутствия одной из центральных сюжетных линий идея морального обновления большинства персонажей выглядит не совсем полно. В постановке этот момент подчеркивает вода, дождем проливающаяся на убиенных героев в белых одеждах, символизирующих их духовное очищение.
Наши «Бесы» вполне могут претендовать на хит театрального сезона, резко контрастируя с комедиями, феериями и фарсами, которыми потчевали сызранцев последние пару лет.
Михаил КОТЛЯР
ВВС №46
12 ноября 2011
| 13.11.2011 14:55